Неподкупно благороден
Сегодня, в 94-й день рождения «Гомельскай праўды”, мы вспоминаем еще одну дату гомельской истории — Стрекопытовский мятеж, вспыхнувший 24 марта 1919 года.
Редактор нашей газеты, которая в то время называлась “Известия ревкома г. Гомеля и уезда”, Николай Билецкий (настоящее имя Павел Семенович Езерский), был расстрелян повстанцами. Судьба отпустила ему лишь 23 года жизни…
Фигура Николая Билецкого выпадала из классической классовой биографической схемы, общей для гомельских ревкомовцев 1919 года. Почти все они имели пролетарско-мещанское или крестья нское происхождение и образование на уровне народного училища. Билецкий же происходил из рода, известного на Беларуси с 17-го века. Название ему дало владение Азёры (польское Езеры) в Пропойской (сегодняшний Славгород на Могилевщине) волости Минского воеводства. Тогда же Езерские получили во владение Светиловичи, в которых и вокруг которых в так называемых околицах представители рода проживали и в начале 20-го века. Линия Езерских, к которой принадлежал будущий революционер, происходила из Покотской волости тогдашнего Рогачевского уезда, это была малоземельная служилая шляхта.
Отец Павла, Семен Иванович, проявил немало воли и усилий, чтобы подняться по сословной лестнице. Окончив прогимназию в Гомеле, он выбрал военную службу, участвовал в русско-турецкой и русско-японской войнах, затем служил в пограничной страже и инспекции военных госпиталей на Дальнем Востоке. Благодаря его деятельности были спасены тысячи раненых в Ляолянской и Мукденской битвах. Семен Езерский имел царские награды, а к 1910 году дослужился до звания генерал-лейтенанта.
Павел был сыном Семена Ивановича от второго брака. Он родился в 1896 году в Петербурге, где семья жила постоянно, не выезжая по месту службы отца. Воспитанием детей занималась мать, происходившая из немецко-шведского рода. Вольнолюбивым идеалам Павла поспособствовало обучение в элитарной петербургской гимназии Карла Мая (той самой, которую чуть позже окончит будущий академик Дмитрий Лихачев).
В 1912-м, в год окончания Павлом гимназии, в семье произошла важная перемена: отец написал на имя военного министра и Николая II две записки, в которых разоблачал казнокрадство и злоупотребления военных и гражданских властей в Приамурском военном округе, подрывающих государственные интересы. Он писал, что готов идти на каторгу, только чтобы добиться наведения порядка. “Наградой” за патриотический порыв стало предложение об отставке. Вероятно, эта история заставила разочароваться в самодержавии шестидесятилетнего генерала Езерского, причем настолько, что он проклял своего сына от первого брака за связь с кругом Распутина и двора. В этих событиях, возможно, и были истоки революционных идеалов шестнадцатилетнего Павла.
С началом первой мировой войны, будучи студентом юридического факультета Петербургского университета, П. Езерс кий хотел оставить учебу и уйти на фронт. Однако это было невозможно, ибо студенты высших учебных заведений были освобождены от военной службы даже в условиях войны. Тогда в 1915 году он подал прошение о переводе документов из университета в Николаевское инженерное училище, которое располагалось там же, в Петербурге, в Михайловском замке, и после ускоренных курсов был отправлен младшим офицером саперного подразделения на Северо-Западный фронт. Февральскую революцию Павел Езерский встретил прапорщиком 3-й особой пехотной дивизии на Витебщине. В феврале 1917 года вся семья Езерских, в том числе и отец, с восторгом встретили свержение самодержавия.
Павел активно включился в политику, а после октябрьских событий вернулся с фронта в Петроград и вступил в ряды РСДРП(б). Выбор, вероятно, был сделан по твердым идейным убеждениям. В революционном Петрограде сразу пригодились его студенческие знания по юриспруденции — в январе 1918-го он становится сотрудником отдела законодательных предложений Наркомата юстиции РСФСР, вместе с советским правительством переезжает в Москву.
В этот момент Павел Езерский принял принципиальное для себя решение, которое, видимо, должно было символизировать разрыв с непролетарским прошлым: сменил имя и фамилию, назвавшись Николаем Станиславовичем Билецким. Весной 1918 года он отправился добровольцем за Волгу, на чехословацкий фронт, где участвовал в боях. Однако там, по сведениям первого исследователя Стрекопытовского мятежа Г. Лелевича, произошла “какая-то непонятная история”, которая заставила Билецкого оставить фронт и сделала невозможным его возвращение в Москву. Возможно, на фронте произошло знакомство Н. Билецкого с воевавшими там руководителями Полесского комитета РКП(б) М. Хатаевичем или С. Кацафом, что в конечном итоге привело его в Гомель.
Осенью 1918 года сестры Билецкого, спасая из голодного Петрограда отца, отправили его, “как белоруса по национальности”, в Глуховку под Светиловичами, где жили родственники. Их не смутило, что Гомельщина была в то время еще под немецкой оккупацией. Сразу после ухода немцев, в январе 1919 года, в Гомеле появляется Н. Билецкий, который становится одной из ключевых фигур местной большевистской власти.
Грамотность и убежденность Билецкого оказались крайне востребованными в Гомеле. Прежде всего ему пришлось взять на себя роль идеолога большевистской власти и пропагандиста ее политики. Понимая роль прессы как “коллективного организатора и агитатора”, он стал редактором газеты “Известия Ревкома г. Гомеля и уезда”, на страницах которой публиковал собственные статьи, связанные с наиболее актуальными политическими темами. В противоположность коллегам-ревкомовцам, которые, по свидетельству их современников, в силу низкой подготовки боялись публичных выступлений, Н. Билецкий активно выступал перед населением города.
Вообще его деятельность выходила далеко за рамки обязанностей редактора газеты. Например, именно он открывал в начале марта 1919 года первый уездный съезд Советов и разъяснял новоизбранным депутатам их задачи и смысл совет ской власти вообще. Соратники отмечали, что, несмотря на разрыв с дворянским прошлым, Н. Билецкий сохранил до конца жизни воспитанность и утонченные манеры: “Всегда спокойный, уравновешенный, улыбающийся, очаровывающий всех своим неподкупным благородством и любезностью”.
В борьбе с начавшимся в Гомеле 24 марта мятежом Н. Билецкий сыграл одну из основных ролей. Получив сведения о прибытии и блокировании Полесского вокзала оставившими фронт 67-м и 68-м полками 2-й Тульской бригады, он вместе с членами Гомельского исполкома В. Селивановым, Д. Гулло и С. Комиссаровым попытался пробраться на вокзал для выяснения ситуации и возможных переговоров с мятежниками. Когда стало понятно, что дело принимает серьезный оборот, именно Билецкий отправился на городской телеграф и вел переговоры со штабом Западного фронта в Брянске, убеждая в необходимости подмоги Гомелю извне.
Как и все ревкомовцы, он до конца обороны оставался в осажденном “Савое” и сдался на милость мятежникам. Вместе с остальными был отправлен в городскую тюрьму. Какая судьба им готовилась, сейчас сказать трудно, возможно руководители восстания намеревались устроить показательный суд над “красными комиссарами”. Однако когда через три дня подошедшие к Гомелю советские части вынудили повстанческие силы покинуть город, наиболее “ценные” арестованные были переведены из тюрьмы в вагон на станции Гомель-Полесский. Можно предполагать, что планировался их вывоз за советскую территорию, куда решили пробиваться повстанцы, или же сохранение как заложников.
Обращение с арестованными трудно назвать гуманным: сохранилось достаточно много сведений об их избиениях и при захвате, и в тюрьме, и в вагоне. Билецкий старался морально поддержать товарищей и делал это присущими ему методами. Находившийся в том же вагоне новобелицкий большевик Дадиомов вспоминал, что в последний день перед расстрелом Н. Билецкий “читал лекцию о Третьем Коминтерне”.
Около полуночи того же дня в вагон вошла группа офицеров и последовала команда: “Заложники, выходи”. Гомельских ревкомовцев расстреляли. По словам свидетеля, последними словами Н. Билецкого были: “Прощайте, товарищи, знайте, за что погибаем”. Вместе с погибшими соратниками он был похоронен в братской могиле в городском сквере Гомеля.
Отец пережил сына на два года. Генерал Семен Езерский умер в Глуховке в 1921 году. Были ли контакты между отцом и сыном в гомельский период их жизни, неизвестно. Но надо думать, что отцу стала известна судьба Павла-Николая — и Стрекопытовский мятеж, и гибель ревкомовцев стали крупнейшими событиями Гомеля того периода. Возможно, что смерть сына ускорила болезнь и кончину отца.
Валентина ЛЕБЕДЕВА, преподаватель ГГУ им. Ф. Скорины, Гомельская правда
P.S. Автор выражает глубокую благодарность внучатой племяннице Билецкого москвичке Наталье Петровне Шпурик, чьи материалы использованы при подготовке этой публикации. Будем признательны всем, кто поделится сведениями о гомельском периоде жизни генерала Езерского и месте его захоронения.
