История России с древнейших времен. Книга первая. Том I-V

Соловьёв Сергей Михайлович
История России с древнейших времен. Книга первая. Том I-V
Оригинальное название: Исторiя Россiи съ древнѣйшихъ временъ. Книга первая. Томъ I-V
Издательство: Товарищество «Общественная польза»
Место издания: СПб.
Год издания: 1851-1879
Количество страниц: 879 с.

Создание «Истории России с древнейших времён» явилось главным делом жизни знаменитого историка С. М. Соловьёва. На создание этого колоссального произведения учёный затратил долгих 30 лет неустанной ежедневной работы. В 1851-79 вышло 28 томов, а последний, 29-й, доведённый до 1775, вышел посмертно.

«История России» создавалась в противовес «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, считавшейся в 1-й половине 19 в. официальной. Субъективистским взглядам Карамзина Соловьёв противопоставил идею исторического развития. Человеческое общество представлялось Соловьёву целостным организмом, развивающимся «естественно и необходимо». Он отказался от выделения «норманнского» и «татарского» периодов в русской истории и стал считать главным не завоевание, а внутренние процессы развития (колонизационное движение, возникновение новых городов, изменение взгляда князей на собственность и характер своей власти). Соловьёв первым поставил процесс государственной централизации в тесную связь с борьбой против монголо-татарского ига. Попытался вскрыть исторический смысл опричнины как борьбы против «удельных» устремлений боярства, одновременно осуждал жестокость царя.

Соловьёв впервые выдвинул и осветил массу важнейших явлений русского прошлого, которых раньше не замечали вовсе. Например, вопрос о делении русской истории на эпохи и влияние природных условий территории на исторические судьбы русского народа. Соловьёв первый из русских историков (совместно с Кавелиным, одновременно высказывавшим ту же мысль) осмыслил всё наше прошлое, объединив отдельные моменты и события одной общей связью. Для него нет эпох более или менее интересных или важных: все имеют одинаковый интерес и важность, как неразрывные звенья одной великой цепи. Соловьёв указал, в каком направлении должна вообще идти работа русского историка, установил исходные точки в изучении нашего прошлого. Он первый высказал настоящую теорию в приложении к русской истории, внеся принцип развития, постепенной смены умственных и нравственных понятий и постепенного роста народного — и в этом одна из важнейших заслуг Соловьёва.

«История России» доведена до 1774 г.

Цитата из книги про Мстислава Изяславича

В следующем 1158 году встала смута в Галиче, подавшая повод к изгнанию Изяслава Давыдовича из Киева и переходу последнего опять в род Мономахов. Не раз упоминали мы об изгнанном галицком князе Иване Ростиславиче Берладнике, который принужден был служить разным князьям русским; в последний раз мы видели его на севере, в службе Юрия Долгорукого, который посылал его перехватывать новгородцев. Когда Юрий окончательно утвердился в Киеве, то, нуждаясь в помощи зятя своего, Ярослава галицкого, согласился выдать ему несчастного Берладника, которого уже и привели в оковах из Суздаля в Киев, где дожидались его послы от Ярослава с большею дружиною. Но духовенство вооружилось против такого гнусного поступка; митрополит и все игумены сказали Юрию: «Грешно тебе, целовавши крест, держать Ивана в такой нужде, да еще теперь хочешь выдать его на убийство». Юрий послушался, не выдал Берладника галичанам, только отправил его назад в Суздаль в оковах. Но Изяслав Давыдович черниговский, узнав, что Берладника ведут опять в Суздаль, послал перехватить его на дороге и привести к себе. По смерти Юрия, когда Изяслав занял его место в Киеве, Берладник оставался здесь на свободе, имел полную возможность сноситься с недовольными галичанами. Легко понять, что Ярослав не мог оставаться при этом покойным: он начал искать двоюродного брата своего Ивана, говорит летописец, и подмолвил всех князей русских, короля венгерского, польских князей, чтоб были ему помощниками на Ивана; трудно теперь объяснить, что заставило всех этих князей и короля согласиться на просьбу Ярослава? Что возбуждало их ненависть против несчастного Берладника? Разве то, что, взявши деньги у одного князя, он переходил к другому, потом к третьему; быть может, также Ярослав подобно отцу действовал хитро, каждому князю умел обещать что-нибудь выгодное. Как бы то ни было, один Изяслав Давыдович продолжал защищать Берладника, и когда явились к нему послы от всех почти князей русских (Ярослава галицкого, Святослава Ольговича, Ростислава Мстиславича, Мстислава Изяславича, Ярослава Изяславича, Владимира Андреевича, Святослава Всеволодовича), от венгерского короля и князей польских с требованием выдачи Берладника, то Изяслав переспорил их всех и отпустил с решительным отказом. Берладник, однако, испугался почти всеобщего союза князей против себя, убежал в степь к половцам, занял с ними подунайские города, перехватил два судна галицкие, взял много товару и начал преследовать галицких рыболовов. Собравши много половцев, присоединивши к ним еще 6000 берладников, таких же изгнанников, Козаков, как он сам, Иван вошел с ними с Галицкую область, захватил город Кучельмину и осадил Ушицу: засада (гарнизон) Ярослава крепко билась из города, но смерды начали перескакивать через стену к Ивану, и перескочило их 300 человек; половцы хотели взять город, но Иван не позволил, за что варвары озлобились на него и ушли, а между тем Изяслав прислал звать его с остальным войском в Киев, готовясь к войне. Мономаховичам южным, главным из которых на деле был Мстислав Изяславич волынский, открылся теперь удобный случай изгнать Давыдовича из Киева и опять перевести этот город в свое племя: все князья были сердиты на Изяслава за отказ выдать Берладника, и вот Мстислав и Владимир Андреевич согласились с Ярославом галицким идти на киевского князя. Изяслав, видя беду, спешил по крайней мере примириться с собственным племенем и послал сказать Святославу Ольговичу, что уступает ему два города — Мозырь и Чичерск, в Киевской волости. Святослав велел отвечать ему: «Правду сказать, брат, я сердился на тебя за то, что не отдаешь мне всей Черниговской волости, но лиха тебе не хотел; а если теперь хотят на тебя идти, то избави меня бог волоститься (помогать тебе из волости): ты мне брат, дай мне бог с тобою пожить в добре». В Лутаве (4 версты от Остра) съехались все Святославичи — Ольгович с сыновьями и родным племянником Всеволодовичем, Давыдович с своим племянником Владимировичем, была любовь великая между ними три дня и дары большие, по выражению летописца: они немедленно отправили послов в Галич и на Волынь объявить тамошним князьям о своем тесном союзе, и это объявление достигло цели: Ярослав и Мстислав отложили поход. Но Изяслав видел, что он может быть покоен только на короткое время; вести приходили к нему из Владимира, что Ярослав галицкий и Мстислав волынский все думают идти к Киеву, и потому он решился предупредить их; обстоятельства были благоприятны, потому что Берладник получил приглашение от галичан: «Только покажутся твои знамена, то мы тотчас же отступим от Ярослава», — приказывали они говорить ему. Только свергнувши Ярослава и посадивши на его место Берладника, Давыдович мог спокойно сидеть в Киеве и потому послал сказать Ольговичам, чтоб шли к нему с войском на помощь. Но черниговский князь не умел или не хотел понять необходимости войны для Изяслава и посылал не раз говорить последнему: «Брат! Кому ищешь волости — брату или сыну? Лучше б тебе не начинать первому; а если пойдут на тебя с похвальбою, то и бог будет с тобою, и я, и племянники мои». Мало того, когда Изяслав, не послушавшись этих увещаний, выступил в поход, то в Василев явился к нему посол от Святослава с такими словами: «Брат не велит тебе начинать рати, велит тебе возвратиться». Справедливо раздосадованный Изяслав не удержался и с сердцем отвечал послу: «Скажи брату, что не возвращусь, когда уже пошел, да прибавь еще: если ты сам нейдешь со мной и сына не отпускаешь, то смотри: когда, бог даст, успею в Галиче, то уже не жалуйся тогда на меня, как начнешь ползти из Чернигова к Новгороду-Северскому». Святослав сильно разобиделся этими словами: «Господи! — говорил он, — ты видишь мое смирение: я на свои выгоды не смотрел, хотел только одного, чтоб кровь христианская не лилась и отчина моя не гибла, взял Чернигов с семью городами пустыми, в которых сидят только псари да половцы, а всю волость Черниговскую он за собою держит, да за своим племянником; и того ему мало: велит мне из Чернигова выйти; ну, брат, бог рассудит нас и крест честный, который ты целовал, что не искать подо мною Чернигова никаким образом; а я тебе не лиха хотел, когда запрещал идти на войну, хотел я добра и тишины Русской земле».

Между тем Изяслав, отойдя немного от Киева, остановился, чтоб дождаться племянника, которого послал за половцами, и когда тот пришел, то двинулся к Белгороду, уже занятому союзными князьями, волынским и галицким. Изяслав осадил их в городе и не сомневался в успехе, имея 20000 половцев, как измена берендеев переменила все дело; или надеясь выиграть с переменою, или действительно доброхотствуя сыну любимого князя своего Изяслава, они вошли в сношения с осажденными, послали сказать Мстиславу: «От нас теперь зависит, князь, и добро твое и зло; если хочешь нас любить, как любил нас отец твой, и дашь нам по городу лучшему, то мы отступим от Изяслава». Мстислав обрадовался такому предложению и в ту же ночь поцеловал крест, что исполнит все их желания, после чего берендеи не стали медлить и в полночь поскакали с криком к Белгороду. Изяслав понял, что варвары затеяли недоброе, сел на коня и поскакал к их стану; но, увидав, что стан горит, возвратился назад, взял племянника Святослава Владимировича с безземельным Владимиром Мстиславичем и побежал к Днепру на Вышгород; в Гомеле дождался жены и бросился в землю вятичей, которую занял за то, что Святослав Всеволодович ни сам не пришел к нему на помощь, ни сына не отпустил; Святослав отомстил дяде на боярах его, велел побрать всюду их имение, жен и взял на них окуп.

Освобожденный берендеями от осады, Мстислав с двумя союзниками вошел в Киев, захватил имение дружины Изяславовой, отправил его к себе во Владимир-Волынский и послал в Смоленск звать дядю Ростислава на старший стол. потому что прежде похода еще союзники целовали крест — искать Киева Ростиславу. Но последний понимал затруднительность своего положения в Киеве, где его после бегства перед Давыдовичем не могли много любить и много уважать; на первом месте здесь стоял деятельный и храбрый племянник, который теперь подобно отцу своему добыл головою Киева и только по необходимости уступает его дяде; Ростислав мог думать, что племянник захочет смотреть на него, как прежде Изяслав смотрел на старого дядю Вячеслава: оказывать наружное уважение, называть отцом и между тем на деле быть настоящим князем-правителем; вот почему Ростислав послал сказать союзным князьям: «Если зовете меня вправду с любовию, то я пойду в Киев на свою волю, чтоб вы имели меня отцом себе вправду и в моем послушаньи ходили; и прежде всего объявляю вам: не хочу видеть Клима митрополитом, потому что он не взял благословения от св. Софии и от патриарха». Но Мстислав крепко держался за Клима и никак не хотел признать митрополита грека Константина за то, что последний проклинал отца его, Изяслава. Тогда Ростислав послал в Вышгород старшего сына своего Романа, уговариваться с Мстиславом насчет митрополита; после долгих и крепких речей князья положили свести обоих, и Клима и Константина, и принять нового митрополита из Константинополя.

Уладившись с племянником, Ростислав въехал в Киев в 1159 году и сел на столе отцовском и дедовском; а Мстислав получил из киевских волостей Белгород, Торческ, Триполь.