Без поражения и победы. К 90-летию образования Гомельской губернии
Нынешней весной исполнится 90 лет с момента образования Гомельской губернии. Этот внушительный по масштабам регион — протяжённостью от Брагина до Орши и от Юровичей до Мглина — был создан в Советской России на базе ликвидированной Могилёвской губернии, четырех уездов Черниговщины и Речицкого уезда Минской губернии.
Именно 90 лет назад Гомель обрел новый статус — впервые стал административным и экономическим центром окружающих земель, выступил в роли консолидирующего центра. Просуществовав без малого 9 лет, губерния была расформирована, и её территорию разделили между собой Россия и Беларусь.
По инициативе председателя Гомельского облисполкома Александра Серафимовича Якобсона, в рамках подготовки к предстоящему юбилею, нашим автором проводились подробные исследования в отечественных и российских архивах. Были открыты новые, неизвестные широкому кругу страницы истории. Многие документы, которые увидят свет в “ГП” в ближайшие месяцы, будут опубликованы впервые.
Рубрику открывает рассказ о событиях, предшествующих созданию Гомельской губернии — о первой немецкой оккупации, длившейся с марта 1918 года по январь 1919 года.
Пришествие
В эти дни 90 лет назад Гомельский уезд был освобожден от немецкой армии. Освободителями выступили… сами оккупанты, по собственной воле стремившиеся скорее вернуться на родину.
И если бы не настойчивые действия большевиков, анархистов и левых эсеров в борьбе за власть в Гомеле, оккупация закончилась бы… ещё на месяц раньше. Только город не был бы советским, да и дальнейшая история, возможно, сложилась бы иначе…
Впрочем, в событиях тех лет достаточно парадоксов. Естественно с нашей, современной, точки зрения. И вот один из них.
Во время Великой войны (так называли в начале ХХ века Первую мировую) Германии не удавалось столь глубоко вторгнуться на территорию Российской империи, чтобы захватить, к примеру, Гомель или же Киев. Оккупация произошла уже после официального окончания войны с Россией. Парадоксально? Но факт. Следствие цепочки важных исторических событий.
После Октябрьской социалистической революции, в конце 1917 — начале 1918 годов, Киев имел серьёзные политические разногласия с Москвой и по примеру других национальных окраин (Прибалтики, Финляндии и других) стремился к установлению суверенитета Украины.
Однако Советская Россия, уже успевшая познать голод, не собиралась отказываться от богатой хлебом житницы. О том, что Ленинское правительство вырабатывает планы по захвату власти на Украине, в Киеве прекрасно понимали. И чтобы оградить себя и свою независимость от большевиков, Центральная Рада Украинской народной республики предприняла неожиданный и парадоксальный ход: предложила немецким войскам оккупировать свою территорию и тем самым нарушить Брестский мир с Советской Россией.
Германия приняла предложение — ей тоже нужен был хлеб Украины — и заодно заняла соседние земли, к Украине никак не относящиеся. Например, крупный железнодорожный и стратегический узел — уездный город Могилёвской губернии России — Гомель. И присоединила его к Украине.
Такова вкратце предыстория немецкой оккупации прежде далёких от линии фронта Гомеля и окрестностей.
А теперь обратимся напрямую к архивным документам, чтобы составить представление, какой была эта оккупация для наших предков, как начиналась и почему так странно закончилась. Чтобы избежать невольного субъективизма, предоставим слово самим участникам тех событий.
Оборона Носовичей
Из воспоминаний добрушского партизана Гражданской войны Хохлова (стилистика сохранена): “Немцы переходят старую фронтовую полосу и углубляются внутрь России. И забирают один город за другим без всякого сопротивления. Старая армия (царская) расформировывается, а её пост занимает добровольная Красная гвардия. Вот эта Красная гвардия, сформированная большей частью на заводах и фабриках, а также некоторым процентом крестьянства, временами давала отпор немецким войскам, но так как была малочисленна, то все время отступала по направлению к Гомелю.
В Носовичах в это время раздавали винтовки крестьянам. Некоторые из них брали охотно, но некоторые отказывались — их насильно заставляли брать.
И вот немцы приближаются к Гомелю, слышна артиллерийская стрельба. Из нашей молодежи кое-кто поступил в организованные отряды Красной гвардии. Но в Носовичах в это время ещё находилась старая армия (воинское формирование царской армии), которая ничего не делала и чего-то ожидала. Кроме солдат, в ней был полный состав офицерства. Революционный комитет приказал арестовать всех офицеров и все имущество забрать под свое ведение. В тот же день распустили “старых” солдат по домам, выдав им необходимое обмундирование и продовольствие.
Артиллерийские выстрелы становились всё слышнее и слышнее. Арестованных офицеров поспешили скорее отправить в Гомель на расстрел. Но так как немцы уже были на подступах к Гомелю, то наши конвоиры распустили их в разные стороны. Хотя некоторые настаивали расстрелять.
После занятия Гомеля немцами в Носовичах происходила настоящая оружейная стрельба. Стреляли все, кому не лень. Некоторые палили в ту сторону, откуда ожидались немцы, думая, что этим отобьют их. Винтовок и патронов было достаточно, и поэтому стреляли все — и старые, и малые.
В Носовичах стояло несколько складов с обмундированием и продовольствием. Молодёжь толпами бродила возле складов в стремлении их уничтожить и — всё не решалась. Но вот нашлись смельчаки, разбили склад с обмундированием. Началась давка. Все тащили, и склад моментально опустел. Но продовольствие и фураж так и достались немцам.
Они прибыли на другой день — несколько кавалеристов. Молодёжь хотела их уничтожить, но старики стали упрашивать, чтобы мы оставили их в покое, так как боялись, что немцы сожгут Носовичи.
Прибывшие кавалеристы приказали председателю сельсовета предоставить оружие, которое имелось у крестьян, и несколько подвод для отправки фуража и продовольствия из наших складов. Это моментально было сделано. Тогда один из немцев стал говорить: “Я с вами и Украиной — мир. Только с большевиками — нет”.
После этого события в Носовичах все затихло. Лишь молодёжь толпами бродила по улице и между собой организовывалась…”
Советский Гомель — за неделю до оккупации
Воспоминания гомельского общественного деятеля начала ХХ века Боборыкина:
“Было это в феврале месяце, когда фронт уже изрядно приблизился к нам. Совет и исполком (Гомельский уездный исполком) во главе с Леплевским недостаточно хорошо ориентировались в положении. Военным комиссаром был Ланге…
Городская дума ещё продолжала существовать в Гомеле, но, разумеется, представляла собой только фикцию.
Исполком размещался в замке (Дворец Румянцевых-Паскевичей), а дума — в здании нынешней типографии “Полеспечать”. Фактически все решения выносились исполкомом совета, а дума и управа только заседали, причём в это время правого буржуазного крыла в думе уже не было — оно выступило из думы сразу после Октябрьской революции. В думе были только меньшевики, эсеры и трудовики. Не было в думе и большевиков.
Когда оказалось, что немецкие войска недалеко, Леплевский заявил о необходимости эвакуироваться. Было принято решение о передаче власти думскому комитету, в который входило 7 или 9 человек — представители думских партий и внепартийный интеллигент доктор Брук. Кажется, он тогда стоял на платформе трудовиков. Председателем комитета был Богданов.
Думский комитет получил мандат, в котором было сказано, что ему поручается вести дела города на время отсутствия исполкома советов.
Помню я, что решение исполкома об эвакуации было довольно неожиданным. Стали вывозить из казначейства деньги — руководил Ланге. Собралась изрядная толпа, которая очень неодобрительно смотрела, как выносят ценности. Но была вооруженная охрана. Думский комитет получил от Леплевского ассигнования тысяч 500.
После эвакуации исполкома в Гомеле создалось такое положение, что думский комитет подвергался самой форменной осаде со стороны местного населения. Все слои общества зашевелились, зашевелились и подозрительные элементы. Начала организовываться милиция. Я помню, что на улицах появились белые повязки, в думу приходили гимназисты предлагать свои услуги, затем офицеры, которые к этому времени лишились своих привилегий и жалованья, и прочие — с требованием вернуть им прежние оклады. Но продолжалось это недолго.
Через два дня после эвакуации приехал Берзин, который командовал тогда революционным Западным фронтом. Берзин был очень недоволен эвакуацией и даже хотел было вернуть исполком обратно. Но первым долгом он явился к нам на заседание и разнес думу.
Разумеется, большевистского порядка в городе тогда быть не могло. Выплыли и подняли носы белые элементы. И Берзин обвинил думу в том, что она им потворствует и никаких мер противодействия не предпринимает. Увидел на заседании доктора Брука и Семена Гезенцвея, которые тогда носили воротнички и галстуки, и, не зная при каких обстоятельствах организовывался думский комитет, первым делом воскликнул: “Что это у вас здесь за контрреволюция собралась?!” Говорил он ещё много и требовал ответа. Председатель комитета Богданов спокойно (он вообще был человеком спокойным) вынимает из кармана мандат исполкома и показывает его Берзину. Это Берзина несколько удивило и заставило изменить отношение к собравшимся. Помню, он вынул портсигар и стал угощать всех папиросами.
Было решено, что Берзин со своим штабом остается здесь, и производятся новые выборы исполкома. Но через несколько дней город был занят немцами…”
Первые дни
Из воспоминаний видного подпольщика, анархиста (а впоследствии коммуниста) Льва Драгунского:
“1 марта город был оккупирован немцами. Все левые революционные организации — коммунисты, анархисты, левые эсеры — все активные работники уходили из Гомеля. Остались несколько человек, мало появлявшихся в Гомеле прежде. И вот на этих оставшихся работников немецкое наступление произвело впечатление потопа. Мы, конечно, питались слухами — слухами раздутыми, преувеличенными. Мы были отрезаны от всего мира. Мы видели, что многомиллионный солдатский фронт расползался, как снежная глыба весной, и мы понимали, что наступление немцев — это есть полный разгром Советской России. Нам тогда казалось, что эти отряды немцев дойдут до самого Урала. Что Российская революция погибла и восстанавливается буржуазно-царский режим.
Надо было уйти в подполье, вернуться к тому, с чего мы начали в 1903-1905 годах, — с самой первичной работы.
Наша наивность дошла до того, что на первое заседание по вопросу об объединении революционных сил мы пригласили думскую правую Социалистическую партию, меньшевиков и эсеров. Мы полагали, что даже с ними блок возможен, что мы все объединимся для низвержения немецкой и восстановления Советской власти.
Меньшевики на это собрание не пришли. Пришли два представителя группы эсеров: офицер и женщина по имени Женя Юрьева. Когда мы говорили о наших задачах, они внимательно слушали и потом заявили: “Мы — легальная партия, мы живём в демократической стране, у нас есть городское самоуправление, и мы из этого самоуправления не уйдём. Мы будем работать легально и с Вами не пойдём”. И ушли.
В первой половине 1918 года, если судить по Гомелю — надо откровенно сказать — во всех рабочих кругах царило полное засилье меньшевистской партии. И в рабочих кругах Советская власть и коммунистическая партия опоры не имели.
“Горючий материал” имелся в деревне: было ясно, что немцы пришли к нам и на Украину недаром. Что их задачей было собрать хлеб, и поэтому можно было предвидеть, что осенью будет война за хлеб — война партизанская со стороны крестьян против организованных масс немцев…”
Подготовила Ирина ТАКОЕВА, по материалам Государственного архива общественных объединений Гомельской области, Гомельская правда