Участь пограничного города

Порубежное расположение обеспечило Гомею и волости беспокойную жизнь на многие десятилетия. Окрестности города стали объектом нападений с литовской стороны, а он сам начал использоваться как плацдарм для агрессии против соседних белорусских городов Чечерска, Речицы, Бобруйска, замков Горволя и Стрешина. Несмотря на февральское 1523 года перемирие, приграничные конфликты Московии и Литвы не утихают. С двух сторон грабят имущество бояр и крестьян, угоняют скот, вырезают и полонят мирное население.

Уже в 1524 году русские наместники в Стародубе и Гомее посылали свои вооружённые отряды для разбоя в окрестности Любеча, Кричева, Чечерска, Речицы и Стрешина. Московские власти лукавили, обещая литовским посланникам разобраться с нарушителями условий перемирия, ибо никаких шагов в данном направлении не предпринимали ¹. Грабежи и убийства на рубеже продолжались и в следующем году. Стародубский наместник князь Александр Иванович Оболенский сообщал в Москву, что, дескать, слуги великого князя литовского совершают набеги из Пропойска и Речицы на волости Стародубскую, Гомейскую и Поповогорскую. Таких вторжений было несколько. Местных жителей убивали, пленили, скот угоняли ². Литовско-белорусская сторона предъявляла аналогичные претензии и московским властям. Из Стародуба, Гомея и других городов литовским подданным волостей Стрешинской, Мозырской, Горвольской, Пропойской делались большие «кривды и грабежи». Зимой 1524–25 годов пограничные волости «звоевали» отряды наместников стародубского и гомейского: «статки людей розграбили, людей помучили и иных посекли, а многих у полон повели», сожгли много сёл ³. Взаимные обещания Вильно и Москвы о наведении порядка на рубеже остались пустым звуком.

В 1527 году Жигимонт Казимирович и Василий III Иванович подписывают (какое уже по счёту!) перемирие на шесть лет. И вновь великий князь литовский обязуется в те «перемирные лета… не воевати и не зацепляти ничем» московских владений, в том числе и «города Гомьа с волостми… и сёл Уварович, Телешович, Теренич, Кошелёва Леса, Морозович, Липинич» ⁴. Государи обещают освободить всех пленных, обеспечить свободный проезд и торговлю для «гостей» (купцов), обмениваться посланниками и т. д. Однако уже в 1529 и 1532 годах совершаются новые нападения на Гомейскую волость ⁵.

Решив отвоевать всю Северию, надеясь на реванш и возвращение потерянных ранее восточнославянских земель,

Великое княжество Литовское начинает новую войну с Московией. Случилось это вскоре после кончины Василия III Ивановича (1533 год). Боевые действия ведутся с переменным успехом до 1536 года. Первый поход «на Северу» имеет место в 1534 году. Большое войско во главе с Андреем Якубовичем Немировским (Немирой) и Василием Чижом движется под Стародуб, где разбивает московское ополчение Фёдора Оболенского (Овчины), сжигает Радогощ, берёт множество пленных. Не взяв Стародуба, Чернигова и Почепского замка, армия возвращается в Кричев ⁶.

Учитывая наиважнейшее стратегическое положение Гомея в противостоянии Литве, московские власти не жалеют усилий для укрепления его замка и пополнения арсенала. Воеводой-наместником направляется в Гомей Дмитрий Дмитриевич Щепин-Оболенский, на долю которого вскоре выпадают тяжёлые испытания. Вооружённый конфликт на порубежье перерастает в кровопролитную войну…

Час Гомея пробил в начале лета 1535 года, когда король Жигимонт начал новый поход на северские владения Московии. Многотысячное войско, пешее и конное, с большим артиллерийским обозом, было сформировано из литовских, белорусских и наёмных польских отрядов. Их поддерживали союзные татары. Армию возглавил гетман литовский Юрий Николаевич Радзивилл, при нём же были гетман коронный (польский) Ян Тарновский и упомянутый выше киевский воевода А.Я. Немировский. В походе их сопровождал московский изменник князь Семён Бельский, перебежавший в 1534 г. к Радзивиллу. Король очень надеялся на успех этой крупной боевой операции и приказал армии, «бога вземши на помочь, замков наших отчизных Север ких добывати». Первым на пути в Северию стоял Гомей, а потому Жигимонт строго наказывал «напервей замку Гомья достати, або огнем его спалити» ⁷.

Польские отряды пришли из Бреста, в Речице они соединились с великокняжескими войсками. 10 июля, после нескольких десятков вёрст плохой дороги, объединённое войско подошло под стены Гомея. Осада была организована по всем правилам тогдашнего военного искусства – с использованием артиллерийской мощи. Ю.Н. Радзивилл сообщал: «А так в середу весь день… на замок стрелба била, а потому с середы на четверг всю ноч и в четверг мало не весь день с наших дел стрелбу чинили» ⁸. Несмотря на большие боевые запасы в замке, решимость части гомеян продолжать борьбу за город, воевода Щепин-Оболенский сдерживал неприятельский натиск всего неделю. Современники потом упрекали его в трусости, будто бы тот «убоявся, из града побежал, и дети боярские с ним же и пищалники». Малодушие воеводы объяснялось тем, что он не дождался помощи основных московских сил – «прибылые люди в город не поспели». Оставшиеся в замке «тутошние люди немногие гомьяне», увидев «воеводское нехрабрство и страхование», сдали город 17 июля 1535 года ⁹.

Таким образом, Юрий Радзивилл блестяще выполнил королевский приказ взять «к рукам господарским… замок неприятельский моцный и обороною способный Гомей» и сделал это «без великого накладу господарского» ¹⁰, т.е. без потерь со стороны нападавших. Гетман проявил великодушие к горожанам и, выполняя пожелание короля («иж кгды ся который замок подасть доброволне, тогды не ма быти жадное трапежство чинено»), а также надеясь, что господарь отдаст Гомей в держание его сыну Николаю Радзивиллу ¹¹, не позволил войскам разграбить город. Имущество отобрали только у Щепина-Оболенского и его московских слуг. После этого воеводу с людьми отпустили в Москву (где его как изменника заковали в цепи). В то же время часть гомейских бояр и горожан присягу «вчинили» Жигимонту, пожелав ему «верне служити» ¹².

Причина быстрого падения Гомея не может быть сведена только к поведению русского воеводы-неудачника. Дело, видимо, в том, что цели московских властей и местных жителей далеко не совпадали. Горожане не оказали должной поддержки гарнизону, выжидательную позицию заняло боярство и православное духовенство. Вынеся к тому времени горький урок из восстания М. Глинского, правящие верхи Великого княжества Литовского отказались от грубой неразумной политики вытеснения православных феодалов из сферы государственного управления и ограничения прав своих подданных «греческой веры». С 1520-х годов ведущие роли в Раде занимали не только католики, но и православные магнаты белорусского и украинского происхождения (яркий пример – тот же князь К. Острожский). Дискриминирующие православных законодательные акты уже фактически не действовали. Гомейские «люди лучшие» об этом знали наверняка, а потому не видели врагов в лице литовского господаря и его приближённых.

Военные действия продолжались на стародубском направлении ¹³, и сохранялась угроза подхода к Гомею «людей московских». Король принял экстренные меры по укреплению замка. Ещё накануне взятия Гомея специальным распоряжением Жигимонт велел своим наместникам в Пропойске и Чечерске послать сразу по освобождении города «дватцать человеков с топоры, которые бы мели тот замок Гомеи зарубити… штобы теж люди Московскии не впередили» (грамота от 3 июня 1535 года) ¹⁴. Приказ был выполнен. Когда замок перешёл в руки Литвы, его отремонтировали, подвезли необходимые военные припасы – «порохов», «салетры» и «куль» ¹⁵.

Жигимонт, королева, дворяне и рыцарство, получив известие о взятии Гомея, очень растрогались: король едва сдерживал слёзы от радости, а придворные и вовсе расплакались от избытка переполнивших чувств ¹⁶. Путь в Северию был открыт. Король срочно распорядился наложить на гомеян государственные налоги, дани медовую, куницами и пр.

Взяв Стародуб, королевское войско продолжало боевые действия. В ходе кампании 1535–37 годов была отвоёвана почти вся Северия. Только в 1537 году бедственное финансовое положение воюющих сторон заставило их прекратить борьбу, сесть за стол переговоров и подписать перемирие на пять лет. Гомей перешёл в состав Великого княжества Литовского, но, по существу, оказался единственным приобретением Жигимонта в ходе этой войны. Московская же сторона Гомея уступать не хотела. Конец спорам, якобы, положил малолетний Иван IV Васильевич (будущий Грозный): «ради покоя христианского города Гомья поступимся брату своему королю Жигимонту, и рубежом между двумя царствами быть реке Сожу». Королевские послы сумели выторговать ещё участок левого берега Сожа на протяжении 30 вёрст ¹⁷.

Впрочем, уступив Гомей по перемирию 1537 года, Москва ещё несколько десятилетий вела за него упорную дипломатическую борьбу. В 1542 году на московско-литовских переговорах русские бояре требовали: «А и Гомей, панове, вотчина государя нашего и пригоже королю Гомья государю нашему поступитися». Подобные заявления повторялись в 1549, 1562, 1563, 1566 и 1567 годах. Окончательно Москва отказалась от претензий на город только 12 мая 1570 года ¹⁸.

В 1535 году Жигимонт утверждает решение об основании Гомейского староства – господарского (великокняжеского) владения под управлением крупных государственных чиновников – старост (державцев). На должности назначались именитые феодалы, отличившиеся верной службой великому князю. Они «держали» город с волостью от имени господаря либо пожизненно, либо до особого распоряжения верховной власти. Старосты исполняли всю полноту административно-судебных функций через посредство местного «врада» и «врадников». Они ежегодно передавали в казну («до скарбу господарского») собранные с мещан и волощан государственные подати. Четвёртую их часть составляла «кварта» на содержание войска. До 1560 года основной налог в пользу государства и старосты брался в натуральной форме – зерном, мехами, мёдом и разнообразными повинностями-работами. Часть городских дворов и окрестных селений в это время была вне юрисдикции старост, поскольку принадлежала гомейским боярам, православной церкви, владельческие права которых тщательно оберегались великокняжескими грамотами.

Первый гомейский староста – князь Александр Андреевич Каширский – был назначен на должность 21 сентября 1535 года. Через 8 месяцев его сменил князь Василий Юрьевич Толочинский. В 1537 году (в связи с окончанием войны 1534–37 годов) гомейские мещане и волощане были освобождены великим князем и королём от государственных налогов (даней денежных, медовых, бобровых, куничных и пр.) сроком на 10 лет, а также от одной из самых тяжёлых повинностей – строительных работ в замке сроком на год. И только «хиба естли бы которыи кгонты (части деревянной кровли.– О. М.) з замку опали, або дощка ся где оторвала, то мели за ся прибити и направити» ¹⁹. Решение господаря было дальновидным: городу, сильно пострадавшему от войны, требовалось время на восстановление хозяйства; кроме того, негибкая политика по отношению к гомеянам могла возродить у некоторых из них промосковские симпатии. Однако Толочинский смотрел на город и волость с высоты своего старостинского кресла: отбирал у мещан и волощан королевские охранные грамоты, принуждал их выполнять различные работы в замке (ремонтировать укрепления, строить себе «хоромы» и пр.). Староста даже отнял у гомеян озёра, бобровые гоны, бортные земли, изъял большое количество мёда, пушнины, заставил людей косить для своего хозяйства сено. С непослушными он не церемонился и сажал таковых в замковую тюрьму («вежу»). На приезжих купцов («гостей») Толочинский накладывал такие пошлины, что те переставали ездить в Гомей, а потому в самом городе возникла острая нехватка продовольствия. Многочисленных жалобщиков, направлявшихся к господарю, староста ловил на дорогах, беспощадно грабил. Нередко он налагал на них огромные штрафы. Присланного из стольной Вильни для разбирательства («о тых всих кривдах и тяжкостях и грабежох») королевского дворянина Ивана Григорьевича Толочинский не только не слушал, но и «ссоромотил и бити его хотел» ²⁰. Насилия старосты во вновь возвращённом владении обещали непредсказуемые последствия. Они угрожали будущим ущербом господарской казне: местные жители попросту бежали из Гомейской волости куда глаза глядят. Разгневанный местным самоуправством, король писал виленскому воеводе пану Гаштольту: «тот замок (т.е. Гомей.– О.М.) за великим накладом к рукам нашим проишол», расположен он на «украине» (окраине) державы, «а к людем украинным треба ся ласкаве заховати и не годиться им ни в чом обтяженья чинити». Для продолжения разбирательства в Гомей был направлен дворянин королевы Боны (супруги Жигимонта) Мартин Пацотковский ²¹.

Конфликты горожан с местными властями продолжались при старосте Яне Дорошкевиче (управлял в 1541–43 годах) и сменившем его Яне Хрщоновиче (1543–47 годы). Оба они были не прочь поживиться за счёт богатой собственности гомейских храмов. Для обуздания их произвола вновь потребовалось вмешательство королевских властей.

6 сентября 1547 года должность старосты в награду за службу господарскую получил Оникей Горностай. Происходил он из старинного шляхетского рода, представители которого занимали высокие государственные должности в Великом княжестве, имели крупные земельные владения в Беларуси и Украине. До своего гомейского назначения Горностай был господарским дворянином (1529), державцей Дубиским и Ка­невским, ключником Виленским (1533), писарем Великого княжества Литовского (1539), старостой Черкасским и Каневским (до 1547) ²².

Порубежное положение Гомея приносило ему новые беспокойства и тревожные ожидания. Остерегаясь нападений «московичей» и крымских татар, верховная власть направляла в замок из ближайших городов и волостей запасы хлеба, посылала конные отряды «сторожи», а из господарского Виленского арсенала (1552, 1562–63 годы) – вооружение и амуницию. Чечерская волость обязывалась содержать в Гомее отряд «сторожи» за собственный счёт и в течение круглого года, Рогачёв (1564 год) – везти рожь и овёс «ку наспижованью замку». Фортификационные работы велись силами не только местного населения, но и Чечерска, Пропойска, прочих поднепровских волостей. В 1557 году, когда уже шла интенсивная подготовка к очередной войне с Московским государством, гомейский гарнизон был увеличен до 200 человек драбов (пехоты). Город превращался в крупнейший центр региональной обороны Великого княжества Литовского ²³.

Неспокойной пограничной обстановкой умело пользовались всякого рода разбойники и авантюристы. Ещё при Яне Хрщоновиче местный житель по фамилии Полозович бежал за московский рубеж (а граница тогда проходила всего в 30 верстах от Гомея) и начал нападать на господарских людей, делая им «великие шкоды и злодейства». В ответ слуги дер­жавцы ходили на черниговский шлях (видимо, в окрестности Марковичей и Яриловичей), грабили и убивали людей московских. Хорунжий Ржевский, возглавлявший гомейский гарнизон и пользовавшийся поддержкой О. Горностая, разбойничал в приграничных московских селениях. Особенно удачной была его вылазка против села Микуличи, где он награбил на 1200 рублей «коней татарских и кобыл и меринов и животных рогатых, и саадаков и сабель и рогатин и сёдел и мёду и воску топленого и платья всякого и рухляди (имущества.– О.М.)». Прочие гомейские разбойники – Мартинко Сухарь, Мартинко Бобровенок и Митька Пацутин – не только угоняли скот, выдирали бортных пчёл, но и не останавливались перед откровенным святотатством – снимали колокола с церквей ²⁴.

После Горностая старостой был знатный вельможа Коленик Васильевич Тышкевич ²⁵ – выходец из старинного православного украинского рода. Вотчина Тышкевичей находилась в Киевском воеводстве (Бердичев, Слободище и др.), но уже отец Коленика выслужил крупные земельные владения в Менском, Слонимском поветах и Полоцком воеводстве, выдвинулся на должность господарского маршалка ²⁶.

После 1567 года К.В. Тышкевича на должности гомейского старосты сменил Михайло Мышка-Варковский – знатный землевладелец, родовое гнездо которого также находилось на Украине (село Варковичи близ Кременца).

В 1560 году, во время управления Тышкевича, в Гомей прибыли королевские служащие, «паны ревизоры» Г. Волосевич и М. Нарушевич. Их прислали для проведения аграрной реформы в господарских волостях. Чиновниками было составлено полное описание («ревизия», инвентарь) Гомейского замка с его укреплениями и боевыми запасами (эта часть инвентаря утеряна) и гомейских селений с обозначением их принадлежности к разным категориям феодальной собственности, количества крестьянских дымов (дворохозяйств), земельных наделов, рубежей угодий и т. д. ²⁷

В Гомейскую волость (или староство – составную часть Речицкого повета Минского воеводства) входило 49 селений. 32 деревни имели статус господарских и управлялись через администрацию старосты-державцы (Романовичи, Добруша, Демияновичи, Бересцы, Тростынь, Корма, Головинцы, Данилковичи, Антоновичи, Лагуновичи, Прибытковичи, Марковичи, Терешковичи, Дятловичи, Утье, Носовичи, Юрковичи, Озарчичи, Бобовичи, Волковичи, Телеши, Тереничи, Бацуны, Губичи, Морозовичи, Пиреевичи, Кошелево, Уваровичи, Даниловичи, Юрковичи, Новосёлки, Старое) ²⁸. Остальные находились во владении частных лиц (местных бояр, шляхтичей) и церкви (Дуровичи, Присно, Шерстин, Чеботовичи, Засовье, Кольскевичи, Чорные, Хальча, Плесо, Волотова, Скепна, Кузьмичи, Вага, Рыловичи, Слобода, Севруки и Волозковичи). Селения Волотова и Волозковичи были вотчинами, т. е. наследственными владениями, Вага, Рыловичи, Кузьмичи, Севруки и Слобода – временными держаниями («до воли господарской») местных боярских родов. Сёла Кольскевичи, Засовье, Чоботовичи, Чорные и Хальча были «выслужены» панами Халецкими. Дуровичи являлись ленной (пожалованной с правом наследования потомками мужского рода) собственностью поручика гомейской роты Яна Фаща, Присно и Шерстин – ленной собственностью гомейского ротмистра Кшиштофа Ленского. Село Плесо принадлежало гомейской Троицкой церкви, Скепня – было подарено виленскому костёлу святого Станислава и вошло в состав имения Стрешин ²⁹.

Аграрная реформа (называвшаяся тогда «померой волочной») преследовала вполне определённую цель – реорганизовать существовавшие издревле системы крестьянского землепользования, обложения их феодальными повинностями и повысить доходность господарских имений. Ревизоры меряли всю крестьянскую землю («ровнали грунты») на так называемые «службы» – равные по размеру участки площадью по волоке. Службы становились единицей обложения крепостных крестьян вместо прежнего дыма. При этом каждая служба находилась в пользовании двух-трёх дворохозяйств. Гомейские сельчане-«данники» превращались в «чиншевиков», обязанных давать подати не столько натуральными продуктами, сколько деньгами, чиншем ³⁰. Денежный налог шёл как в пользу великого князя (короля), так и местного старосты.

Повинности господарских гомейских крестьян с 1560 года выглядели так. «В кождый год о светом Михале свята римского мають давати до скарбу господарского с каждое службы по пятьдесять грошей (столько грошей шло с земли среднего качества, с хорошей – платили по 60, а с «подлой», т. е. с плохой – по 40 грошей.– О.М.), жита бочку ровную, без верха и нетоптаную», по бочке овса, за каждый воз сена – по 4 пенязя, за каждый пуд мёда – по 25 грошей. Кроме того, «за ловы звериные, яко великого, так и малого звера, а теж куничные, беличные и инные всякие и пташие» полагалась «копа одна и грошей сорок, за ловы рыбные и гоны бобровые копа одна, за езовщину (т. е. устройство «езов».– О.М.) с каждое службы по шести грошей».

Аппетиты старосты были чуть скромнее. Ему причиталось с «кождое службы жита на пол бочки, овса пол бочки тое меры, которою на господаря его милости маеть быти давано; а зособна за кождою копою всякого плату по шести грошей; а над то с кождое службы по два возы дров» ³¹.

В условиях постоянной военной опасности и бесконечных феодальных усобиц гомейские «люди» сгонялись на строительство, ремонт Гомейского и других «украинных» замков. Фортификационные работы велись почти постоянно, волощан брали на них ежегодно. Кроме того, сельские жители обязывались выставлять в Гомейском замке дозорные посты, собирать деньги на подводы для господарских гонцов ³².

В 1560 году в господарских сёлах Гомейской волости насчитывалось 198 крестьянских дымов-хозяйств (87 служб). В пользу государства отсюда шло 304 копы 16 грошей и 9 пенязей плюс 87 бочек ржи. Вместе с городскими (мещанскими) податями сумма всех денежных поступлений «до скарбу господарского» составляла 446 коп 7 грошей и 12/3 пенязя ³³.

Нелёгкая, но мирная жизнь Гомея прерывается в годы изнурительной Ливонской войны (1558–1583). Поначалу боевые действия обходят Гомейский край стороною. В 1562 году московские воеводы стоят под стенами Витебска, Орши и Шклова, в 1563 году берут штурмом Полоцк. Гомеяне живут в тревоге, и всё же нападение на город оказывается для них полной неожиданностью.

5 мая 1581 года (при старосте Павле Сапеге) стрельцы Ивана Грозного «до замку неведома ночью пришедши, на место ударили и место огнём выпалили». Жители, побросав свои горящие дома и «маёмость», едва успели укрыться за мощными замковыми фортификациями. Сам же город выгорел полностью: мещанские усадьбы, дворы шляхты и православных храмов ³⁴. Однако на штурм замка стрельцы не решились и вскоре убрались восвояси.

А пока шла жестокая, изматывающая война с Московским государством, правящая верхушка Великого княжества Литовского готовила крупную политическую акцию, предопределившую дальнейшие исторические судьбы белорусского и украинского народов. Речь идёт о неоднозначной своими глубинными последствиями Люблинской унии 1569 года. Именно тогда на политической карте Европы появилось новое государственное образование – Речь Посполитая ³⁵.

Мелкая и средняя шляхта белорусских земель уже давно высказывала недовольство. Важнейшие государственные решения в Великом княжестве Литовском, Русском и Жемойтском принимались без её участия сравнительно малочисленными магнатами – членами господарской Рады. С завистью смотрела она на западного соседа Польшу, где каждый шляхтич мог решительно влиять на внутреннюю и внешнюю политику правительства. Ещё на Витебском сейме 1562 года белорусская шляхта потребовала от великого князя собрать общий с поляками сейм для выборов короля, разработки единых для Великого княжества Литовского и Польши шляхетских привилегий.

Унию с Польшей объективно подталкивали военные поражения и территориальные потери Княжества. Истощённая до предела казна уже не могла обеспечивать успешное ведение войны с Москвой, требовался мощный союзник, его финансовая поддержка и, главное, дополнительные воинские силы. Таковым оказалась Польша, с которой Княжество уже имело большой опыт уходящих в прошлое унитарных союзов. А тем временем и польская шляхта жадно посматривала на белорусские и украинские земли, где можно было получать баснословные доходы и рассчитывать на почётные должности. Кроме того, за спиной Польши стоял Ватикан, вынашивавший идею расширить католический мир за счёт крещения по «латинскому» образцу православных белорусов, украинцев и русских.

И всё же феодалы-литвины колебались. Слишком велика была историческая ответственность за судьбы страны и народов. Тогда поляки решили подтолкнуть ход событий. Видя, что Княжество, разорённое Ливонской войной, находится на краю пропасти, польские феодалы вынуждают Жигимонта Августа санкционировать присоединение к Польше Волыни, Подляшья, Подолии и Киевщины. До того они принадлежали Великому княжеству Литовскому. Конфликт с Польшей, несмотря на грубую аннексию колоссальной территории, был невозможен, поскольку означал бы полную потерю государственного суверенитета.

Акт Люблинской унии, провозгласивший объединение народов двух стран в «единый», свершился. Теперь, с 1569 года, высшим органом государства Речь Посполитая становился общий сейм, собиравшийся только на территории Польши. На сейме избирался общий король польский и великий князь литовский. Полякам разрешалось приобретать земли на территории Княжества. Впрочем, в Литве сохранялся собственный административный аппарат, особое законодательство, суд, а также вооружённые силы. Таким образом, Польша отнюдь не поглощала Княжество, а вступала с ним в федеративные отношения. Вместе с тем более сильная экономически польская сторона постепенно перехватывала политическую инициативу в новой державе. В дальнейшем это вылилось в полонизацию господствующего феодального сословия Княжества, распространение в верхах польской идеологии, полное вытеснение белорусского языка из государственного делопроизводства и т. д. Уния спасла суверенитет Великого княжества Литовского в 1569 году, однако создала благоприятные условия для его последующего ослабления и «размывания».

1. СИРИО. Т. ХХХV. Ч.I. СПб., 1892. С.684, 686.

2. Там же. С.693.

3. Там же. С.697–698, 700–701.

4. Там же. С.744–745.

5. Виноградов Л. Гомель. Его прошлое и настоящее. 1142–1900. М., 1900. С.12.

6. ПСРЛ. Т. ХХХV. М., 1980. С.236.

7. АОИЗР. Т.II. Спб., 1848. С.336–337.

8. Ткачёв М.А. Замки Белоруссии. Мн., 1987. С.67.

9. Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979. С.175.

10. АОИЗР. Т.II. С.337–338.

11. Акты ЮЗР. Т.I. Спб., 1863. С.198.

12. АОИЗР. Т.II. С.337–338. Описание взятия Гомея сохранилось как в белорусско-литовских, так и русских по происхождению письменных источниках – Евреиновской летописи, Постниковском летописце и пр. (см. напр.: ПСРЛ. Т. ХХХV. С.236; Тихомиров М.Н. Указ. соч. С.175).

13. Войско «добывало» Стародуб 4 недели. «В том городе стародубских людеи и з женами и з детми 24000, и все там погибли, много простых людеи и жен и детеи в полон к Литве отведено» (ПСРЛ. Т. ХХХV. С.236.).

14. АОИЗР. Т.II. С.336–337.

15. АОИЗР. Т.I. Спб., 1863. С.198.

16. АОИЗР. Т.I. С.198.

17. Виноградов Л. Указ. соч. С.44.

18. Там же. С.44.

19. Довнар-Запольский М.В. Очерки по организации западнорусского крестьянства в XVI в. Киев, 1905. Приложение № 14.

20. Там же.

21. Там же.

22. Насевiч В.Л. Гарнастаi // ЭГБ. Т.2. Мн., 1994. С.487–488.

23. Русская историческая библиотека, издаваемая Императорской Археографической комиссией. Т.ХХХ. Юрьев, 1914. Стб.771; Ткачёв М.А. Указ. соч. С.69.

24. Виноградов Л. Указ. соч. С.14–15.

25. А.К. Титовым опубликована личная печать старосты 1565 года, где он именуется Коленицким Васильевичем Тышкевичем, «старостой Гомейским и Шарашевским» (Цiтоў А. Пячаткi Старажытнай Беларусi. Мн., 1993. С.71. № 84).

26. Спиридонов М.Ф. Закрепощение крестьянства Беларуси (ХV–ХVI вв.). Мн., 1993. С. 45–46.

27. АВАК. Т.ХIII. Вильно, 1886. С.343–377; Спиридонов М.Ф. Гомельская волость в 1560 г. // Тез. докл. I-ой Гомельской обл. научн. конф. по историческому краеведению. Гомель, 1989. С.52–53.

28. Соответственно современные населённые пункты: Романовичи Улуковского с/с; Добруш райцентр; Демьянки Вылевского с/с; Берёзки Круговского с/с; Тростин в Брянской обл. России; Корма центр с/с; Головинцы Улуковского с/с; Даниловичи центр с/с; Антоновка Носовичского с/с; Лагуны Носовичского с/с; Прибытки центр с/с; Марковичи центр с/с; Терешковичи центр с/с; Старые Дятловичи Дятловичского с/с; Уть центр с/с; Носовичи центр с/с; Старые Юрковичи в Брянской обл. России; Азаричи в Брянской обл. России; Бобовичи центр с/с; Урицкое центр с/с; Телеши центр с/с; Тереничи центр с/с; Бацунь Кривского с/с; Губичи центр с/с; Морозовичи центр с/с; Пиревичи центр с/с; Кошелёв центр с/с; Уваровичи центр п/с; Денисковичи в Брянской обл. России; Юрковичи Шерстинского с/с; Новосёлки Шерстинского с/с; Старое Село Хальчанского с/с. В составе районов Гомельской обл.: Гомельского – Романовичи, Головинцы, Прибытки, Марковичи, Терешковичи, Ст. Дятловичи, Бобовичи, Урицкое, Телеши, Тереничи; Добрушского – Добруш, Демьянки, Берёзки, Корма, Антоновка, Лагуны, Уть, Носовичи; Ветковского – Даниловичи, Юрковичи, Новосёлки, Старое Село; Буда-Кошелёвского – Бацунь, Губичи, Морозовичи, Кошелев, Уваровичи; Жлобинского – Пиревичи.

29. Соответственно современные селения: Дуравичи центр с/с; Присно центр с/с; Шерстин центр с/с; Чеботовичи центр с/с; Засовье и Кольскевичи – не локализованы; Чёрное Белоболотского с/с; Хальч центр с/с; Плёсы Поколюбичского с/с; Волотова – бывш. населённый пункт в черте Гомеля; Скепня Пиревичского с/с; Кузьминичи центр с/с; Вага в Брянской обл. России; Слобода – не локализована; Волозковичи – давно исчезнувшее село в черте Гомеля. В составе районов Гомельской обл.: Буда-Кошелёв­ского – Дуравичи, Чеботовичи; Речицкого – Чёрное; Гомельского – Плёсы, Севруки; Жлобинского – Скепня; Добрушского – Кузьминичи; Ветковского – Присно, Шерстин, Хальч. См. также: Гомель. Энциклопедический справочник. Мн., 1991. С.188.

30. Спиридонов М.Ф. Закрепощение крестьянства Беларуси. С.73, 205.

31. АВАК. Т. ХIII. С.348.

32. Спиридонов М.Ф. Закрепощение крестьянства Беларуси. С.77, 80; Гомель. Энциклопедический справочник. С.187–188.

33. АВАК. Т. ХIII. С.377.

34. ЦГАМЛИ. Ф.6. Оп.I. Д.14; АОИЗР. Т.II. С.283–284.

35. Вопросы, связанные с причинами и следствиями Люблинской унии, изучаются белорусскими учёными. См.: Нарысы. Ч. I. Мн., 1993. С.132–136.

Автор: О.А. Макушников